Сложенный веер - Страница 101

101

— Да нет, пускай потреплется. У него отходняк после стресса.

Словарного запаса даров на языке Конфедерации явно не хватает для понимания иронии, но Сид на всякий случай напускает на себя обиженный вид. Он сдаваться не намерен:

— Так чего хочется?

— Посмотреть.

— Неинтересно. Он полутруп.

— У нас на Земле хорошая медицина — откачаем. Мне хочется посмотреть, что он будет потом делать.

На Аккалабате нет жеста, обозначающего «ты с ума сошла», поэтому Сид просто изволит поднять брови, растопырить ресницы и посмотреть на Лисс как на душевнобольную.

— Сколько у вас на Земле народу?

— Побольше чем у вас. Раз этак в — дцать.

— И тебе их не жалко?

— У них все в порядке. И будет в порядке, я в этом уверена. О своем секторе беспокойся, ладно?

Она протягивает руку и треплет Сида по плечу. Он немеет от неожиданности и необычности ощущения, игольчатые ресницы опускаются в исходное положение, на щеках появляется намек на румянец. Хьелль делает страшные глаза:

— На твоей белой коже останутся ожоги, лорд-канцлер. Тебя трогает женщина, — произносит он загробным тоном.

— Ладно, ну вас, — машет рукой Сид. — Мое дело предупредить. А там как знаете… Попросишь политического убежища — предоставлю.

Он подносит пальцы к черно-красному тумблеру, делает в воздухе «щелк» и, картинно покачивая мечами на бедрах, идет к двери.

— Хьелль, прощайтесь. У вас пять минут. Когната под нами, — объявляет на прощание лорд Дар-Эсиль голосом победителя. В последнем взгляде, который он бросает Лисс через плечо, склонив по-птичьи голову, неприкрытое торжество. И в то же время — сочувствие?

— Я никогда вас не пойму, — говорит Лисс то ли Хьеллю, то ли Тону, когда лорд Дар-Эсиль освобождает от себя помещение. — Он что, правда, предлагал мне сейчас…

— Нет, разумеется. Но не могли же мы у тебя прямо спросить, обеспечишь ли ты ему безопасность до прилета? И после.

— Почему не могли? — недоумевает Лисс.

— Ну, это как-то… ненормально, что ли… Так взять и прямо показать, что нас это интересует. И ты бы должна была или соврать, или напрямую ответить, что думаешь. А мы бы все равно не знали, верить тебе или нет…

— А теперь знаете?

— Похоже, да.

— Вы шею себе сломаете на этих словесных играх. Твой лорд-канцлер в первую очередь, — в сердцах говорит Лисс.

— Ты понимаешь, что мы больше не увидимся? — спрашивает Дар-Халем вместо ответа. — По крайней мере, в этом качестве.

— Хьелль, ты действительно хочешь сделать глупость?

— А у нас есть варианты?

— Закрой за собой дверь с той стороны.

— Это вместо прощания?

— Убирайся к черту. Хьелль, пожалуйста…

Лисс позволяет лорду Дар-Халему крепко прижать себя к груди, но не поворачивается, пока он не скрывается за слайд-дверью. Тогда она наклоняется над лежащим под прозрачным экраном человеком, жизнь которого поддерживают сейчас два металлических ящичка по бокам от кровати, и грозно шепчет:

— Теперь ты… ты не вздумай сдохнуть, Христом богом тебя прошу, не вздумай сдохнуть… хоть ты… пожалуйста.

* * *

— Ты можешь говорить? — голос в коммуникаторе хриплый, наверное, от расстояния.

— Да, Тон, с тобой — в любое время.

— Я комиссовался, Лисс. И мне нужна работа. Такая, какую я смогу выполнять в моем теперешнем состоянии. Перекантоваться какое-то время.

— У тебя же есть сбережения, отдохни немного. Съезди…

— На Кризетос? Спасибо за предложение.

— Антон, насколько я понимаю, круг мест, где ты можешь отдыхать или работать, сильно ограничен.

— У меня есть разрешение находиться на любой планете внешнего и внутреннего кольца.

— Повтори.

— Лисс, у меня нормальное удостоверение личности — земной паспорт без ограничений. Жить я могу где угодно. Но найти работу, не имея возможности предъявить никаких документов ни об образовании, ни о том, чем я занимался раньше… это из области антинаучной фантастики. Поэтому и обращаюсь.

— От тебя с ума можно сойти. Где ты достал паспорт?

— Не скажу. Не поддельный, не бойся. Даже с твоим уровнем допуска ты будешь видеть в компьютере, что он чистый. Антон Брусилов, Волгоград, год рождения…

— Обалдеть! И о чем только думают спецслужбы Конфедерации?

— Ну, во всяком случае не о том, чтобы меня трудоустроить. Но если бы я оказался под твоим присмотром, кое-кто был бы счастлив, как полагаешь?

Лисс полагает, что на месте слова «присмотр» она предпочла бы видеть выражение посильнее. А еще она очень любит свою голубую планету, плеск волн под байдарочным веслом на Ладожском озере, разноцветный песок греческих островов, высокие канадские ели, ровные прямоугольнички полей и пыльные гребни гор в иллюминаторах кораблей, взлетающих с главного космодрома в северном Китае… И даже осознание того, что здесь, на Анакоросе, под ее ответственностью несколько тысяч детей и тинэйджеров из разных концов Конфедерации, не перевешивает. Она готова присматривать, трудоустраивать — все что угодно, только за пределами сектора. Только подальше от своих байдарок и елочек. Подальше от своих.

— Знаешь что? Я вожу глайдер настолько же плохо, насколько хорошо стреляю. А ты, наверное, ас. Хочешь быть моим кучером?

— Попробуем. Хотя я предпочел бы что-нибудь более тихое, незаметное.

— Например?

— Сажать цветочки. В твоем элитарном колледже ведь есть клумбы?

Не услышав ответа, Антон повторяет:

— Клумбы. Это такие круглые. Или не круглые. Где анютины глазки.

101