Сложенный веер - Страница 114

114

— Да что мы все обо мне да обо мне! Дадим дорогу молодежи. Джем, ты что собираешься делать после школы? Доложи старикам о своих жизненных планах.

Секундное неловкое молчание царапнуло ухо Тона. Интересно, что я такого спросил? И тут же получил ответ:

— Ничего.

— В каком смысле «ничего»? Колись давай. Военное дело или медицина? Не вижу других путей для сына славного генерала Джерады.

— Мать, расскажи ему, — Джем разлил до конца очередную бутылку и нагнулся поставить ее под стол.

— Тон, у него нет и не может быть жизненных планов. Восемнадцать ему исполнилось полгода назад, — голубые глаза Тиа отчаянно смотрели на Тона, словно пытаясь без слов передать ему какую-то мысль. — Понимаешь? Нет?

Тон помотал головой. То есть он понимал, что для любого верийца значит восемнадцатилетний рубеж, но совершенно отказывался соображать, какие проблемы с этим могли быть у Джема. В конце концов, он сын Джерады!

— Ну, сердце у меня… Сердце. Никто не берет. Осталось полтора года, даже меньше, судя по самочувствию. Мама переживает, — Джем уже разобрался с бутылкой и, повернувшись к Тону спиной и перегнувшись через плиту, высыпал в какой-то пакет содержимое отцовской пепельницы. Долго высыпал, тщательно.

— Вы что, здесь с ума все сошли?!! Никто не берет сердце у сына генерала Джерады? Национального героя? Шефа военной академии? Председателя Военного штаба Верии? Даже если бы Джем сам не стоил ни черта, хоть шкурный момент тут должен сработать? А он у вас красавец, умница, — Тон шарахнул стаканом об стол. — Тут очередь должна стоять под окнами!

— Оторался? — генерал близко-близко поднес свое лицо к лицу Тона. В бликах закатного солнца оно казалось вырубленным из корявого дерева. Тени прошлись по нему, затаились в складках у губ и морщинах на лбу. Нехорошие, смурные тени.

— А теперь посмотри на вещи трезво. Сопоставь несколько простых фактов. Ситийцы уже который год орут на всю Конфедерацию, что им не хватает источников энергии. И параллельно пытаются втемяшить в голову всем, кто желает их слушать, мысль об отсталости Верии. Они очень хотят телларит, и они прекратили переговоры по теллариту. Житья нам не давали, стоя с протянутой рукой на каждом дипломатическом мероприятии: дааайте! Отдаааайте! Подааайте! Налей еще!

Тон чуть не пропустил последнюю команду, поданную таким голосом, что любой другой на его месте уже вытянулся бы по стойке смирно и отдал честь. Наполнив рюмку генерала, махнул бутылкой в сторону Джема (тот уже подпихнул отцу пепельницу и сидел смирно).

— Этот здесь при чем?

— Тон, у нас неспокойно. Уже несколько лет. То взрыв в зале парламента, то покушение на кого-нибудь из высших военных, — Тиа положила руку на локоть мужа. — До Джерады уже три раза пытались добраться. Не вышло. Одновременно закидывают удочки по агентурным каналам: не хотели бы вы..? а почему бы вам не..? Ты же знаешь этих ситийцев.

— Он знает их лучше, чем ты думаешь, — Тон был благодарен генералу за то, что он перебил жену. Больше всего в жизни он не любил рассуждать на эту тему. Сразу начинали болеть руки ниже локтей. Ломило так, будто по ним мускулистые верийские кузнецы лупили тяжелыми молотами.

— Я сейчас им как нож в горле. Уже звучат голоса — чьи по глупости, чьи от страха — что засиделся я на посту Председателя Военного штаба, что, может быть, уделить нам ситийцам толику телларита. Ведь об меня вся эта херня разбивается. Вдребезги, — генерал встал и задернул занавески. Щелкнул выключателем — зажглась мутная лампа.

— Какой дурак в этих обстоятельствах возьмет сердце у Джема? Это самоубийство чистой воды. И кому мы можем с чистой совестью это сердце доверить? Чем меня уже только ни шантажировали…

Антон залпом опрокинул стакан в горло. Происходящее не укладывалось в голове. Все же всегда было просто у этих верийцев: они делятся на два взаимозависимых биологических вида — итара (в переводе — «тот, кто дает сердце») и аннара («тот, кто берет сердце»). Рождаются все на Верии с одним сердцем, но оно нормально функционирует только до восемнадцати-двадцати лет. К этому возрасту каждый итара должен от сердца избавиться, причем не просто так, а путем пересадки — какому-нибудь аннара. С другой стороны, аннара не переживают восемнадцати-двадцатилетний рубеж, если у них только одно сердце.

Пересадка должна быть добровольной, операция тяжелая для обоих, хотя для аннара — риск вдвое больше, и для нее требуется телларит. По кусочку телларита вшиваются: итара — вместо сердца, аннара — в качестве соединительного материала между двумя сердцами. Телларит излучает особые волны, которые транслируются на огромные расстояния специальными приборами, навечно связывая того, кто отдал сердце, и того, кто принял.

Все энергоресурсы Верии, все ее денежные средства идут на поддержание сети трансляторов и ретрансляторов. Вся ее научная мощь брошена на развитие медицины: совершенствование пересадочной технологии и поиск иных путей решения проблемы.

Отсюда известная на всю Конфедерацию честность и надежность верийцев. Когда один человек носит в себе сердце другого и несет за него ответственность, просто потому, что так устроена жизнь… тогда с этим человеком можно идти в разведку. И у него на лице зеленая полоса аннара. А у другого — красная, знак итара.

Гражданские обходятся без того, чтобы демонстрировать свою принадлежность открыто, военным без этого — никуда. Жизнь итара и аннара, связанных тонким лучом телларитовых волн, неразделима: смерть одного обозначает и смерть другого. И нельзя оставлять в одиночку на боевом посту того, у кого на лице — широкая красная линия, потому что, если — не приведи бог — в это время на другом конце космоса его аннара погибнет в автокатастрофе, очень скоро пост останется без часового: итара уйдет туда, куда ушло его сердце.

114