Сложенный веер - Страница 150

150

— Кори? — переспрашивает лорд Дар-Эсиль. — В честь меня, как я понимаю.

— Разумеется, — кивает Лисс.

Она надеется, что разговор окончен и можно уйти уже из этой страшной комнаты, где так много трупов и так пахнет кровью. Но когда она пытается встать, лорд Дар-Эсиль хватает ее за рукав и снова усаживает рядом с собой.

— Расскажи мне еще.

— Лорд Корвус, нам надо…

— Мне уже ничего не надо, — горько говорит он. — Просто расскажи мне.

— Расскажи ему, — вторит Вероник над головой у Лисс. — Я все сама сделаю. Глушилку я нашла и вырубила. Сейчас подойдут наши, вынесут трупы… потом я позвала надежных людей из Совета. Чтобы не верещали. Такуда придет, Гетман, Джерада и Гарка — верийские представители, еще кое-кто из наших. Будем решать, что делать. Я же не могу просто сообщить парням с Аккалабата о смерти лорд-канцлера. Тут нужна легенда. Но вы разговаривайте. Я распоряжусь, чтобы вас не трогали. Только перейдите вон туда на диван. И, Корвус, знаешь что… оставь в покое тело.

От этих слов Лисс передергивает, но на аккалаба они производят нужное действие. Он отпускает Сида, последний раз прикасается к спокойному белому лбу губами и переходит вместе с Лисс на широкую кожаную банкетку у дальней стены. Там они и сидят все время, пока в комнате ходят, сменяя друг друга люди в военной и гражданской форме, выносятся носилки, звучат на разных языках команды, отдаваемые по коммуникатору…

Но они ничего этого не видят и не слышат. Потому что уставший от чужой жизни под чужим именем мужчина рядом с Лисс, которому только гордость и непомерная сила воли позволяют держать израненную спину прямо, хочет знать все. И впервые за годы, прошедшие со своей смерти, может узнать хоть немного. И Лисс честно отвечает на все эти «А тогда Хьелль что?», «А Сид что сказал?», «И как долго вы сидели там, на поляне?» Некоторые вопросы ставят ее в тупик, например, научилась ли танцевать Хелла или кто чешет Кори во время альцедо, но в целом Лисс справляется. Вплоть до самого последнего вопроса:

— Кто из нас скажет Хелле?

Нет, Лисс, конечно, помнит, что она не собиралась доверять это сообщение кому бы то ни было. Но если лорд Корвус считает…

— Кстати, Хьелль знал, — неожиданно произносит он. И поясняет:

— О том, что я жив и где я. Сид тогда улетел на Когнату. А Вероник как раз прилетела на Аккалабат. И разревелась прямо на приеме у королевы, узнав, почему меня нет за спинкой трона.

— И разревелась прямо на приеме у королевы, да, — Вероник присаживается возле мужа, проводит рукой по его волосам. — Я как с ума сошла, Лисс. Это ведь была любовь с первого взгляда. Безнадежная и единственная в моей жизни. Корвус Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата.

Глядя, как железная Вероник трется носом о щеку мужа, а он нежно обнимает ее одной рукой, тоже можно сойти с ума, решает про себя Лисс. Жизнь определенно богаче, чем наши представления о ней. Есть многое на свете, о друг Горацио! Век живи — век учись. Помрешь все равно дураком. Точка. Кавычки закрыть.

Вероник между тем продолжает:

— Вылетела из тронного зала на лестницу, села на ступеньку и реву в три ручья. Думаю, что ж я такая несчастная, встретила раз в жизни, полюбила… и было хорошо за несколько пространственных переходов просто знать, что он есть. И вдруг — не стало. Я только темноту видела впереди, в своей собственной жизни.

Хьелль проходил мимо и меня там засек в таком состоянии. Проводил до лошади и так недоуменно спрашивает: «Вы его любили, что ль?» Я говорю: «Да». Он мне: «По-настоящему?» Я: «Больше жизни».

Как сейчас, помню этот разговор. Он держал поводья, долго смотрел на меня, вдруг говорит: «Тогда поехали».

И привел меня к Корвусу. Когда мы открыли дверь и я увидела, что от него осталось… мне захотелось убежать на край света. Это была человеческая руина. Он никого не подпускал к себе неделями. Грязные спутанные волосы, лицо, расцарапанное в кровь, изгрызенные ногти. Говорить он тоже уже не мог. Какие-то обрывки бессвязные: где мои крылья?.. что скажет моя королева?.. Полуодетый — у него отобрали все, на чем можно было повеситься, а остальное он сам разорвал: считал, что из-за одежды у него не отрастают крылья.

Я сделала шаг назад, инстинктивно, и наткнулась на Хьелля. Он уже догадался, облил меня презрением одним взглядом и заорал в ухо тихо-тихо (я никогда и не думала, что можно так тихо орать): «Любите, да? Вы говорили, что любите! Так что же Вы? Забирайте. Лечите. Спасайте. Любите. Или не можете? Не хотите? Боитесь? Плохо вымыли Вам лорд-канцлера и причесали? Дурно воняет?»

И пока он нес подобную ересь, вдвигал меня в комнату, все ближе и ближе к Корвусу. Когда я была в трех шагах, то разревелась уже, рухнула перед ним на колени и обняла. Хьелль напрягся — оттаскивать: по привычному сценарию Корвус был должен броситься на меня. Но он просто обхватил меня руками за шею и плакал. Без ругательств, без безумного бреда, в котором провел несколько месяцев. Как ребенок, плакал. И я плакала.

Помолчав, Вероник добавляет:

— Дар-Халем потом мне помог его вывезти. Сиду ничего не сказали. Ничто не должно было мешать ему стать неуязвимым лорд-канцлером Аккалабата. Из окна выкинули тело какого-то мятежника, повешенного накануне. Тейо Тургун съездил, достал из кучи мертвецов, которых должны были зарыть в чистом поле. Они с Хьеллем распустили слух, мол, труп так изуродован, что хоронить можно только в закрытом гробу. Всем так хотелось, чтобы лорд Корвус был уже мертв, что никто не докапывался.

А у нас здесь настала новая жизнь. Раны зажили быстро, а когда мы выбрались из психологической пропасти, в которой он много лет блуждал после этих страшных событий, то приняли решение: Аккалабатом мы не интересуемся и за жизнью мальчиков не следим. Так больнее, но и честнее. И он, — Вероник кивает на мужа, отрешенно слушающего весь этот рассказ о себе, — до последнего выполнял свое обещание, данное мне тогда: жить жизнью Корто — простого делихонского служаки. Делать небольшую карьеру, работа — дом, дом — работа. Тихое семейное счастье. Много же мы грешили в жизни, если заслужили его только на несколько лет.

150