Сложенный веер - Страница 161

161

Хьелль, не меняясь в лице, вновь позволяет мечам под орадом тихонько звякнуть. Дар-Умбры выдыхают синхронно: этот звук говорит, что рукояти мечей отпущены.

— Спасибо, — говорит лорд Дар-Халем, спокойно улыбаясь. — Мы рады вашему предложению, клан Дар-Умбра. Мы высоко ценим дружбу, связывающую наши семьи много веков, и ваше воинское искусство. Я поговорю с Элджи. Думаю, дело можно решить ко всеобщему удовольствию.

Мальчишки, пятясь, кланяются. Их лиц не видно, но в глазах всех старших даров читается облегчение. И несусветная радость — урвали, первые урвали лакомый кусок со стола верховного маршала!

Хьелль вдруг делает шаг вперед, хлопает Цуна Дар-Умбру по плечу:

— Знаешь что? — прищуривается он. — Пойдем-ка с тобой, выпьем. Бить стекла в «Треснутом мече» или «У старого крысолова» нам уже не пристало по возрасту, но «Четыре чала» — вполне злачное место для нудных воспоминаний двух старых друзей по оружию, не находишь?

Это то, чего я больше всего боялся. Не королевы, не реакции сыновей… Если он сейчас со мной не пойдет, значит, все зря. Никакими обратными трансформациями, никакими указами королевы нельзя сделать из леди Хеллы Дар-Эсиль Хьелля Дар-Халема. Верховного главнокомандующего — можно, а Хьелля — нельзя.

— Хьелль, ты отстал от жизни. Там нынче разбавляют эгребское, — Цун Дар-Умбра комплекцией напоминает покойного отца Хьелля, поэтому ответный хлопок отдается в позвоночнике маршала от шеи до копчика. — Идем, я покажу тебе, где теперь пьют дары Аккалабата. Хотя, конечно, ты не заслуживаешь…

— Это еще почему? — грубовато интересуется Хьелль.

— Потому что аристократическая задрыга леди Дар-Эсиль никогда не позволяла мне ущипнуть себя за задницу, — Цун сально поблескивает глазами, ждет продолжения. Молодежь, никогда не бывавшая в военном лагере на переднем крае, краснеет и изучает возможности бегства.

— Да на здоровье, придурок! — Хьелль демонстративно поворачивается спиной. Сквозь шорох орада слышен легкий призвук мечей: руки легли на гарды.

— Нет уж, жизнь дороже. Пошли, Дар-Халем, я угощаю. Возьмем кого-нибудь из молодых? Потренируем.

— Выбери сам, только чтоб пить умели и помалкивали, когда старшие говорят.

— Зная тебя, могу представить, что они упадут под лавку раньше, чем мы доберемся до рассказа о первой войне с Виридисом.

— С каким Виридисом? — Хьелль невинно вытаращивает глаза.

— Ну тебя к Чахи!

Задевая нарочито широко отставленными мечами прохожих, два верховных дара печатают шаг по брусчатке хаяросских улиц, перебрасываясь короткими фразами. За ними трусят с выражением младенческого восторга на лицах избранные представители молодежи Дар-Умбра. Рты у них открыты от пиетета, во взорах, бросаемых по сторонам, особенно в тот момент, когда процессия минует кого-то из сверстников, только одно: «Ну посмотрите же на меня! Я иду пить эгребское с легендарным Хьеллем Дар-Халемом! Меня пригласилииии!»

Хьелль иногда косится за спину на все это безобразие, подмигивает Цуну Дар-Умбре и тихо молится про себя святой Лулулле, чтобы у Цуна хватило ума отвести его в какой-нибудь новомодный кабак, а не туда, где они куролесили в юности вместе с Сидом.

Кори Дар-Эсиль

Уверенные штрихи, кисть замирает на мгновение, создавая утолщение на конце линии, почти незаметный разрыв и — опять вверх. Накамура рисует, сидя на коленях перед невысоким столиком. Администрация Когнаты создает ученикам дипломатической академии «все условия», чтобы они чувствовали себя как дома. Иначе никто во всей Конфедерации не поедет в такую глушь и мороз. Тем не менее сюда даже есть конкурс. Без вступительных испытаний принимаются только дети известных дипломатов и политиков: когнатяне свято верят в преемственность, семья здесь превыше всего. Поэтому на Когнате не только и даже не столько учатся: здесь заводят знакомства и обрастают контактами будущие вершители межпланетной политики. А умение терпеть холод никому еще не мешало. Тем более что это единственное неудобство.

— Ты не сосредоточен, Кори! — недовольно бурчит Накамура. Преподавательница по теории и практике искусства Лала, дочь представителя Когнаты в Звездном совете, поднимает голову от книги. Это ее любимое изобретение — уроки, на которых имеющие хоть какие-нибудь способности к изобразительному искусству представители разных цивилизаций пытаются передать свои навыки товарищам с других планет. Дело не только в том, что верийцы учатся рисовать красками, а земляне пытаются вылепить что-то сносное из голубой мхатмианской глины. Диалог культур — Звездный совет тешится новой игрушкой, и каждое общеконфедеративное учебное заведение должно соответствовать.

Сегодня очередь Накамуры Мидори. Японская живопись в исполнении десятка будущих дипломатов сама на себя не похожа. Даже второй землянин в их параллели, светлоглазый крепыш Бьорн, который вот уже час пыхтит над потенциальным шедевром под названием «Золотые рыбки под вербой», не в силах стереть презрительную усмешку с лица Накамуры-сенсея. Невысокий, желтолицый Накамура в четвертый раз сдирает лист толстой шероховатой бумаги с мольберта Бьорна: «Сначала!» Бьорн тяжело вздыхает и начинает сначала. Загнутый штрих, обозначающий рыбу, получается у него «слишком однородным». Спорить бесполезно. Мидори уже повернулся спиной и, подмигнув Кори, направляется к новой жертве.

В другой раз Кори тихо посмеялся бы над маленькой местью Накамуры. Неделю назад Бьорн побил его в кулачном бою — национальном виде спорта Когнаты, который в порядке знакомства с местной культурой изучают все мальчишки. Теперь лучший друг заставит его рисовать рыб до изнеможения. Но сегодня ни демонстративно разводящий руками Бьорн, ни приглашающе подмигивающий Накамура не способны заставить Кори забыть о двух письмах, полученных утром.

161