Лучшая защита — нападение, так учили его на Когнате. Маро гневно сопит, Мидори торжествует.
— Зато я, в отличие от некоторых, не забыл взять солнечный крем, — забивает он последний гвоздь, помахивая у Маро перед носом оранжевым тюбиком. Мидори-то что, он и так смуглый, а вот Маро вчера обгорела, особенно руки пониже локтя. Ужасно чешутся. Маро практично меняет гнев на милость и разрешает Мидори натереть себе спину.
— Руки я сама.
Маро набирает полную горсть белого крема и начинает втирать в саднящие места. Вдруг вскрикивает и подозрительно царапает пальцем кожу.
— Не чеши, хуже будет, — советует Мидори, одним глазом выглядывая из-под широкополой шляпы. И замирает, потому что в голосе у Маро — паника.
— Мидори… оххх… что это?!! — шепот, переходящий в визг.
«Это» проступает сквозь покрасневшую кожу в виде двух тонких полосок, которые сначала кажутся оцепеневшей от ужаса Маро и слегка растерявшему свою вежливую меланхоличность Мидори пластиковыми, но тут же на глазах твердеют, формируясь в браслеты белого, словно просвечивающего металла.
— Красиво, — Мидори первым обретает дар речи. — И я даже не знаю, как мне сейчас поступить. Сделать вид, что я был круглым двоечником на Когнате и не представляю, откуда берутся такие штуки, или быть первым, кто введет тебя в курс дела. В первом случае следует утопить тебя в бассейне как злую ведьму, во втором… пожалуй, ты меня утопишь. Поэтому пошли к старшим. Одно могу тебе сказать сразу: ничего страшного.
В том, что сидеть вот так запросто у бассейна с леди Дилайны, у которой браслеты и которая явно не умеет ими пользоваться, нет ничего страшного, Мидори совсем не уверен. Зато он твердо уверен в том, что сейчас надо говорить. Говорить, говорить, говорить, успокаивая ошарашенную Маро, размахивающую руками так, будто вокруг них обвились ядовитые змеи и она пытается их стряхнуть. И препроводить ее к взрослым, пока она не натворила всяческих бед.
Документальные фильмы про падение Дилайны Мидори смотрел все — за компанию с Кори. Он не против превращений и трансформаций веществ и объектов в природе, он даже за переселение душ. Но в пределах разумного. Радикализм русских народных сказок, читанных ему тетушкой Лисс, вне его понимания: махнула царевна-лягушка рукой и… Почему нужно налить полный рукав алкоголя и насыпать туда жирных обломков гусиного фюзеляжа, чтобы сотворить озеро с лебедями, Мидори не разумел никогда. Не говоря уже о моментальном растворении железобетонных конструкций и переходе отдельных на вид вполне человеческих личностей в нечто неосязаемое. Этого любимый племянник Садо Такуды одобрить не мог. «Если она сейчас во что-нибудь превратится, я ее… Я от нее сбегу». — думал Мидори, продолжая успокаивающе щебетать. Он с детских лет трезво оценивал свои силы.
Маро тем временем с выпученными глазами, не оставляя попыток поддеть пальцем зловредные браслетики, горестно влачилась за ним к дому. Она вся была в мать — агграванткой, поэтому, перебивая Мидори, строила версии событий одна хуже другой. За время пути до дома она уже успела представить себя носителем страшной инфекции, первой жертвой постигшей Землю экологической катастрофы и даже предположить аллергию на «мерзкий крем, который ты мне специально подсунул, что еще от тебя ожидать». На последнем наезде Мидори не выдержал:
— Заткнись хоть на мгновение, а? Тебе все подробно растолкуют родители. Могу лишь пока гарантировать, что это не новый вид сколопакской чумы. Это у тебя генетическое.
— Генетическое? — Маро застыла посредине веранды.
— Ну да, — не останавливаясь, бросил Мидори. — Кто был твой отец, ты знаешь?
— Нет, — Маро покорно семенит вслед за ним в глубину дома. Всех взрослых почему-то и след простыл. Очевидно, придется забраться на рабочую половину Такуды.
— Я спрашивала у мамы. Она сказала только, что он был замечательный. Великий и ужасный. Собственно, неизвестно, жив он или нет. Но она сказала, что я могу им гордиться.
— Чтооо?
Тетя Алиссия всегда вызывала у Мидори чувство… абсолютно неземное чувство. Подицепсы, с которыми он имел дело на летней практике, были ему лучше понятны. Когда Такуда и Лисс впадали в ностальгию по тем временам, когда она была маленькой девочкой, а он катал ее на себе по саду, Мидори вел себя явно неподобающим для любимого племянника образом. Надевал каменное лицо и незаметно смывался. Царевна-лягушка, одним движением рукава формирующая полный биоценоз водоема в закрытом помещении, казалась персонажем менее мифическим. Так что, наверное, не следовало удивляться тому, что, родив леди Дилайны, Алиссия-сенсей предлагает ей гордиться неким великим и ужасным лордом, который вообще (хронологию прикидывать Мидори умел) непонятно откуда взялся. И непонятно куда делся…
«Точнее, лучше бы было, чтобы он непонятно куда делся», — додумал Мидори, толкнув незакрытую дверь в кабинет дяди и одним взглядом оценив мощь светозвукового шоу, которое просматривали собравшиеся вокруг крупномасштабной 3D проекции взрослые.
Очертания большого города выглядели чуть смазанными из-за дальности передачи. Но и имеющейся резкости хватало, чтобы рассмотреть в слегка неестественном сине-зеленом мерцании исчезающие одна за другой высокие башни, разноцветные крыши, проваливающиеся внутрь домов, беспорядочно мечущиеся фигурки людей на улицах. Индикатор громкости на потолочной панели был сильно сдвинут влево, но этого было достаточно, чтобы в уши вламывались душераздирающие крики и грохот, многократно отраженные от стен небольшой комнаты.