Сложенный веер - Страница 196

196

Завершилась наглая выходка хуже не придумаешь: хохочущий в глаза охране Медео позволил свести себя по лестнице в главный зал для допроса, покорно установился перед хозяином замка, выслушал, устремив глаза в пол, первую часть его обличительной тирады и… сбежал через окно, раскидав конвоиров. Один из оруженосцев Дар-Фалько оказался тяжело ранен в стычке и умер на следующее утро.

Прихлебатели и подпевалы Медео, которые в большинстве своем были лет на пять, а то и на восемь, старше своего кумира, встретили его подвиг бурей восторга, а совет старейшин в очередной раз настоятельно порекомендовал королеве прибрать к рукам маленькую (вернее, уже совсем не такую маленькую, а вполне способную отвечать за свои поступки) сволочь.

На случай, если бы даже это не переполнило чашу терпения Ее Величества, к жалобе Дар-Фалько трое сановных даров из разных семей присовокупляли свою нижайшую просьбу покарать Медео за словесные оскорбления, нанесенные им самим и короне Аккалабата «У старого крысолова», куда вообще-то «недоноскам», вроде Медео, вход запрещен (но мерзавец, обольстительно улыбаясь хозяйке-итано, ухитряется туда пробираться). И так далее, и тому подобное. «Удила у этого бешеного отсутствуют напрочь», — пришлось в очередной раз признать Кори.

— Я всегда к Вашим услугам, моя королева.

Я никогда ему не прощу, что он отказался. Я никогда ему не прощу, что он не предупредил меня. Я не могу заставить себя желать, чтобы он сдох там, в Виридисе, но… я никогда его не прощу.

Хьелль Дар-Халем, маршал Аккалабата

Из-под ослепляющего солнца Виридиса — в обволакивающий мрак дворцовых покоев. Все шепчутся и ходят на цыпочках. Ее Величество при смерти.

«Не ко времени собралась помирать, карга старая. Мне бы еще хоть пару недель. Да, мы задушили основной мятеж, но сколько еще заговорщиков нужно повыковыривать из их замков… а сейчас начнутся дворцовые игры и мое присутствие понадобится в столице. При таком-то лорд-канцлере. Надеюсь, он не успел наделать глупостей», — раздраженно думает лорд Дар-Халем, плечом толкая створку двери в парадный зал. Вторая створка с силой ударяется о косяк от мощного пинка Цуна Дар-Умбры.

— Смотри-ка, Халем, мы вовремя, — хмыкает Цун, утирая вспотевший лоб. — Все, как ты любишь. Расстановка сил выражена геометрически.

Действительно. Вдоль левой длинной стены с закрытыми окнами, выходящими во внутренний двор, лорды Пассера и Фалько — ключевые фигуры нынешней аккалабатской политики — и примкнувшие к ним менее родовитые дары. Но не все. Некоторые выжидают, расположившись по центру продолговатого зала. Разбившись на группки, тихо между собой совещаются молодые дары Умбрена. И другие кланы держатся вместе, дрейфуют то ближе к стану потенциального большинства, то подальше от него. Хьелль с Цуном переглядываются. На все решение у них меньше минуты.

А не надо было входить так громко. Теперь можно сделать два шага влево. К выстроившимся рядком Пассерам и Фалько, смолкнувшим при появлении новых действующих лиц. Раскланяться с их патриархами, переброситься парой слов с остальными — «влиться в ряды». А можно шагнуть направо — к выразительно пустующей стене, выходящей в Хангафагон, откуда сквозь приоткрытые, хотя и задернутые темными полупрозрачными гардинами окна чуть заметно проникают запахи прелой листвы и уже тронутая зимним холодком октябрьская свежесть. Присесть на подоконник, прямо на штору, сминая тонкую ткань, предоставив остальным делать свой выбор.

Цун вопросительно приподнимает бровь. Хьелль решительно сигналит подбородком направо. «В Виридисе было жарко», — бормочет он, пристраиваясь на подоконнике и просовывая голову сквозь занавеси наружу, будто все остальное его не касается. Военное крыло аккалабатской политики никогда не смешивалось с дворцовым, и он не видит причин менять традицию. Цун тоже. Поэтому он, упрямо набычившись, топает вслед за Хьеллем и с вызовом — а вы чего ожидали от тех, кто привык не болтать языком по углам, а выяснять отношения прямо, на поле боя? — разваливается в оконном проеме. Оттуда, через ковровую дорожку, пролегающую по центру зала, они раскланиваются со стоящими напротив дарами. Хьеллю странно видеть суровые светлобровые лица Пассеров на другой стороне. Он привык быть с ними в одном лагере — и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Эх, Кори, что ты натворил, малыш! Убийство тебе бы давно простили, но ты превратил их самого перспективного мечника в беспомощного инвалида…

Повинуясь едва заметному жесту главы семьи, по правой стороне зала начинают собираться все дары Умбры. Они одни по численности превосходят Пассеров и Фалько вместе взятых. Подтягивается и кое-кто из менее влиятельных кланов. Все меньше фигур в черных орадах остается в центре зала. Но Хьелль смотрит только в одну сторону: туда, где, сбившись в кучку, не обращая внимания на происходящие перемещения, о чем-то негромко переговариваются, склонив друг к другу пепельноволосые головы, лорды из боковых ветвей клана Эсилей. Самые младшие к совещанию не приглашены, они толпой окружают старших, спокойно оглядывают два лагеря, образовавшиеся у противоположных стен, но не двигаются с места.

Чем меньше народу остается в середине зала, тем шире становится усмешка верховного лорда Пассера, тем плотнее сжимаются губы Хьелля.

«Во имя святой Лулуллы, — молит он про себя. — Дорогие мои, хорошие. Не ради меня. Ради мальчишек. Пожалуйста». Цун Дар-Умбра громко вздыхает. Хьелль пожимает плечами. Пассеры ликуют уже откровенно.

196