— Что там, Тургун?
Лисс всегда поражала способность мужа по звуку шагов, по стуку в дверь, по шороху отодвигаемой портьеры угадывать, кто идет. Как-то она спросила его об этом. «Я хочу жить», — был ответ.
— К вам лорд Дар-Пассер, — послышалось из-за двери. — И, осмелюсь заметить, в чрезвычайно разгневанном состоянии.
Подобная куртуазность выражений от тейо Тургуна — само по себе явление исключительное и объясняющееся отнюдь не присутвием деле в спальне у господина. Обычно он бы сказал «… злобный, как демон Чахи». Лисс вопросительно посмотрела на мужа:
— Это что-то связанное с исчезновением Медео и Эрла?
Вчера принесли короткую записку от Кори, в которой он сообщал, что четвертый день нигде не может найти брата, как сквозь землю провалившегося и прихватившего с собой, согласно обвинениям верховного дара Пассера, его немощного сына Эрла. «Не то чтобы я их очень искал», — гласила последняя фраза. Лорд Дар-Халем усмехнулся и сунул записку под канделябр на камине. Но Лисс заметила, что на лбу мужа пролегли сумеречные тени.
— Лисс, сейчас десять часов утра. Войны нет. В Виридисе тихо. Покою Империи ничто не угрожает. Потревожить в такое время верховного маршала Аккалабата можно только по очень срочному личному делу. Так что суди сама, — чеканя эти слова, лорд Дар-Халем быстро набрасывал на себя одежду. Лисс привстала на краешке кровати, чтобы завязать ему орад. Он чмокнул ее в нос, дошел до двери, вернулся, сказал поспешно:
— Знаешь, если ты быстро приведешь себя в порядок — особенно волосы, можешь послушать. Тургун тебя проводит.
Не прошло и двух минут после ухода мужа, как Лисс, причесанная со всей доступной ей аккуратностью, выкатилась в коридор. Тейо Тургун низко поклонился, вздохнул: земная женщина никогда не научится укладывать волосы, а дорогущие гребни из прозрачного умбрена, которые лорд Дар-Халем заказал супруге специально к ее приезду, выглядят на ней как парадная упряжь из кожевенных мастерских Дар-Кауда на ямбренской корове. Но мальчику нравится. Он заслужил. После того горя, которое принесла ему смерть Сида, он имел право снова быть счастливым. Пусть даже с этой далеко не прекрасной деле. По крайней мере, она умеет его чесать.
Это открытие, сделанное Тургуном, когда две недели назад у Хьелля началось альцедо, было неожиданным и полностью примирило старого оруженосца с Лисс. Он, конечно, сперва не поверил и даже зашел тихонько в комнату к господину, когда тот был один. «Чего тебе, Тургун? — шевельнул головой Хьелль, увидев в руках своего верного тейо набор для альцедо. — Она делает все как надо». Но Тургун не отступил: «Могу я проверить, мой господин? Ваша сила принадлежит не только Вам, но и Аккалабату». Хьелль нахмурился: «Ну что же, пожалуй, ты прав». Тургун откинул запачканную кровью простыню, осмотрел, прошелся пальцами, сказал, поклонившись: «Благодарю вас, мой господин», — и больше без вызова не появлялся.
Через два дня Лисс доложила Хьеллю, что тейо Тургун предложил ей выбрать, какое обезболивающее заказать для лорда Халема на следующий раз, и они целый час просидели, разбирая запасы и определяя, какие щетки и шпатели требуют замены. Взаимопонимание было установлено, и тейо Тургун вменил себе в добровольную обязанность негодующе шикать и вынимать на несколько сантиметров меч из ножен, когда на ярмарке или в трактире слышал от других тейо или итано что-нибудь непочтительное о земной деле лорда Халема. Главное, что мальчику нравится.
Тейо Тургун сопроводил Лисс в небольшую комнату, смежную с кабинетом, где Сид Дар-Эсиль имел обыкновение принимать верховных даров, прибывших по делу. Обычно Хьелль обходил этот кабинет стороной. Он вообще не любил комнат, которые при жизни Сида находились в преимущественном пользовании лорд-канцлера, хотя требовал, чтобы они содержались в идеальном порядке. У прислуги был приказ всех гостей, независимо от причины прилета, препровождать в каминный зал. То, что Тургун нарушил приказ господина и предложил верховному дару Пассера подождать в кабинете, свидетельствовало об исключительности намечающегося разговора.
Стены комнаты, куда вслед за старым тейо вошла Лисс, были отделаны прямоугольными панелями светлого дерева с динамичным растительным орнаментом, какого она не встречала нигде на Аккалабате: резная листва чалов, изогнутые побеги циконий, мясистые стебли болотных лилий бесновались в причудливом ритме, вились и переплетались от пола до потолка. Лисс подумала, что ни за какие сокровища умбренских гор не согласилась бы провести ночь в этой комнате. Казалось, что чем-то разгневанные цветы и стебли готовы схватить тебя за горло, поднять над землей и трясти, пока не вытрясут из тебя дух. Было в них что-то отталкивающее и вместе с тем знакомое, виденное Лисс в совсем ином мире, совсем при других обстоятельствах.
Но вдаваться в типологические характеристики визуальных культур галактического средневековья времени не было: Тургун подошел к стене, нажал пальцем в центр цветка болотной лилии, полускрытого другими деталями орнамента, отодвинул деревянную планку: «Прошу Вас, госпожа». Лисс пришлось чуть приподняться на цыпочки, чтобы заглянуть в отверстие. Видно было только половину комнаты, но слышимость была прекрасная.
«Тургун, останься», — бросила Лисс через плечо. Недоверчиво покосившись на нее, старик снял с полки старый фолиант, сдул с корешка пыль, не глядя сунул Лисс под ноги. Сам пристроился на почтительном отдалении, проделав ту же операцию с другим цветком лилии и приникнув глазом к образовавшемуся отверстию. «Ага, так я и думала», — обрадовалась Лисс.