Сложенный веер - Страница 63

— Мы деремся, — обходной маневр Хьелля пресечен в зародыше. — Два Дар-Халема в Большом бое за дуэм.

— Ты с ума сошел. Не пил из одного стакана с Сидом? — еще одна попытка пробить оборону лучшего мечника Империи.

— А что? Он тоже? — отец захватил меч Хьелля своими клинками и начинает выкручивать, пытаясь заставить того опуститься на колени.

— Ага. Видно, болезнь заразная. Все хотят драться. При этом вместе со мной. При этом по какому-то дурацкому поводу. Из-за какого-то дурака из корпуса, — Хьелль вывернулся уже на «заразной» и каждую фразу сопровождает резким рубящим ударом, стараясь прижать лорда Дар-Халема к стенке.

— От дурака слышу, — отец и сын снова меняются ролями. Старший опять нападает, а младший защищается. Разговор на время прерывается: оба сосредоточены только на свистящих перед глазами клинках. Бой продолжается еще несколько минут, в конце которых Хьелль обнаруживает себя прижатым к стене так крепко, что кажется, отец готов его спиной продавить каменную кладку наружу. Волосы Хьелля намотаны у отца на руке, старший Дар-Халем запрокидывает ему голову и, пристально глядя в глаза, чеканит:

— Драться будем. В паре нам не дадут — это делает бой безнадежным для всех остальных. Значит, по одному, заранее хорошенько продумав, как будем помогать друг другу. У Дар-Пассера глаз наметанный, его не так просто обвести вокруг пальца. Тактику обсудим после. Все ясно?

Мощная рука чувствительно дергает Хьелля за волосы, потом отпускает. Он стукается затылком об стену и тяжело дыша съезжает вниз.

— Нет.

Хьелль еле успевает поднять руки, чтобы заслониться от удара наотмашь.

— Па, ты что?

Отец хрипит, задыхаясь от ярости.

— Чтоооо «нет»?!! Повтори, мерзавец, чтоооо «нет»?!!

— Я не сказал, что не буду драться. Я ответил на твой вопрос. Мне. Не. Все. Ясно, — спокойно поясняет Хьелль. Тянется вперед за валяющимся на полу мечом, но одним глазом все-таки следит за движениями отца.

— А, извини. Спрашивай, — лорд Дар-Халем поддает ногой меч, тот скользит по плитам по направлению к Хьеллю. Хьелль ловит его рукой, вновь садится у стены. Вставать желания нет. Уж если отец, всегда уважительно относящийся к оружию, пинает его ногой, дело совсем плохо.

— Почему нам надо драться? Тебя лорд Корвус попросил? Для зрелищности?

Отец, почти уже присевший рядом с Хьеллем, вдруг наклоняется вперед, хватает его одной рукой за шиворот:

— Не смей при мне упоминать эту гниду.

Хьелль выпучивает глаза. Это он о лорде Дар-Эсиле? Аккалабат сошел с орбиты. Предки не просто поссорились, у них серьезные политические разногласия.

Дар-Халем старший долго ерзает, устраиваясь рядом с сыном, наконец, обмякает, сгорбившись, прикрывает глаза, руки свешиваются с коленей, как две гигантские клешни речного омара.

— Хьелль, Большой бой за дуэм — это самая грязная мерзость, которую только придумали наши предки. Одной коронованной стерве, занимавшей трон через триста лет после введения дуэма, захотелось посмотреть, как будет вести себя толпа вооруженных мужиков, возбужденных близостью мальчишки в альцедо. И… ты знаешь, ей понравилось. Трупы унесли быстро, арену замыли. Правда, парня — уж не помню, как его звали — зарубили во всеобщем озверении. Тогда им давали оружие, жертвам, чтобы могли хоть как-то сопротивляться. Ну, его и… не насмерть, конечно, но покалечили так, что он сам жить не захотел. Ты бы хоть в библиотеку зашел иногда, ознакомился со славными и бесславными деяниями наших прадедов.

Почувствовав неуютное шевеление возле себя, лорд Дар-Халем открывает глаза. На лице у Хьелля такое выражение, будто это его самого должны через несколько дней привязать к столбу перед королевскими трибунами. Но щадить сына лорд Дар-Халем не намерен. Поэтому продолжает, стараясь, чтобы голос звучал отстраненно и без эмоций:

— Ты не видел этого, Хьелль. И слава прекрасной Лулулле. А я видел, еще мальчишкой. И успел почувствовать. Дикое, неуправляемое желание, которого потом становится стыдно: желание выиграть, желание убить, желание получить. Я понимаю, почему это нравится королевам: наглядная демонстрация, с одной стороны, того, как хороши их лорды, с другой — того, насколько мы ничтожны и омерзительны. Она же презирает нас, Хьелль, с высоты своего трона — за нашу слепую преданность, за нашу неспособность…

— А теперь? — Хьелль прерывает, явно думая о чем-то своем. Высокие мотивы его не интересуют. Встретив недоуменный взгляд отца, он поясняет:

— Теперь оружия им не дают, верно?

— Да. Просто раздевают до пояса, чтобы было видно окровавленные крылья и спину, и привязывают за волосы. Королева решит — прямо на площадке или повыше, чтобы нужно было подняться в воздух, чтоб достать.

— За волосы? Повыше? Без опоры для ног? Парня, который не может пользоваться крыльями? Отец, ты бредишь!

— Не нравится? — лицо лорда Дар-Халема пересекает кривая усмешка. — Скажи спасибо, что был рожден в нашем клане, от сестры самой королевы. Имеешь право не знать реальной жизни.

Лорд Дар-Халем понимает, насколько далеки от реальной жизни эти его слова. Он видел сына на полях сражений с Виридисом. Видел и оценил. Хладнокровный расчет, безжалостность, четкость в выполнении приказов, изощренный тактический ум, ироничную уверенность в том, что всякий личный поединок заканчивается так, как этого хочется ему, Дар-Халему, и зрелую трезвость оценок, когда речь заходит о бое, в котором на кону — жизнь воинов Аккалабата.

Иногда Дар-Халему старшему казалось, что, по-прежнему уступая ему во владении мечом, сын превзошел его, маршала Аккалабата, в тактическом мышлении, в умении расположить засады, прикрыть фланги, вовремя ввести в бой подкрепление, увидеть слабые места обороны противника и ужалить их точечным ударом аккалабатской конницы… Он любил после совещания высших военных чинов в палатке, где Хьелль по обыкновению и по молодости предпочитал помалкивать, подсунуть сыну под нос карту вражеских укреплений или план боя, спросить: «А ты что думаешь?» — и слушать, что, наматывая и разматывая вокруг носа черную прядь, предлагает аккалабатской армии его отпрыск. Который сейчас, нахохлившись, сидит на затертом полу и краешком крыла выводит на пыльной поверхности какие-то знаки.