Пока Сид впитывал информацию, осовело хлопая глазами и пытаясь сообразить, не забыл ли он чего из боевого снаряжения и не говорил ли вчера утром отец что-нибудь, что могло бы пролить свет на происходящее, Хьелль вопил уже во всю силу своих легких:
— Тургун! Тейо Тургун! Где тебя носит, Чахи нас заберииии?!!
Тейо Тургун материализовался немедленно. Хотел сначала съездить Хьеллю по макушке за неподобающие дару его возраста и положения вопли и за следы грязных сапог на подоконнике, но, осознав ситуацию, посерьезнел и пообещал заняться охраной замка и на Халемские стены поглядывать, пока дары полетят разбираться в столицу. Они и полетели.
Сид потом четко делил свою жизнь на «до» и «после» дворцового переворота. Точнее, его попытки. Но такого ощущения липкого и тошнотворного кошмара, сковывающего все мысли и чувства, обволакивающего какой-то стеклянной ватой движения, он не испытывал никогда «до» и никогда «после».
Прежде всего, горел дворец. Языки пламени, как боевые штандарты, тянулись по ветру из окон левого крыла, того самого, где располагался кабинет лорд-канцлера.
На улицах истерично звенело железо. С разрезающих воздух, орады и плоть клинков сыпались искры и разбрызгивался кровяной дождь. В воздухе тоже было не протолкнуться. Сид никогда не дрался в промежутках между домами и теперь мысленно возносил молитву отцу, который обучил его фигурному владению крыльями. Он сразу понял, что имеет преимущество в воздушном бою, затрудненном необходимостью огибать углы зданий, подныривать под выступающие карнизы, прятаться за приоткрытыми ставнями и скатами крыш и неожиданно вываливаться из-за них прямо на голову ничего не подозревающему противнику. Главным было не давать врагам подняться и не подниматься самому в открытое небо, где силы всех даров, более или менее владеющих крылом, были равны. Зажать между домами, притиснуть к стене, заставить соперника почувствовать неуверенность, невозможность в полную силу распахнуть крылья, нежно обхватить со спины одной рукою и, прижимая к груди, камнем волочь вниз в свободном падении, чтобы за метр до земли чиркнуть по горлу кинжалом и быстро подняться в воздух в ожидании следующего…
Сида, который никогда не терял головы даже в тот момент, когда сражение превращалось в свалку, опьянил азарт городского боя. От Хьелля он отбился где-то в самом начале. Лорд Дар-Пассер, по счастливой случайности единственный из верховных даров оказавшийся в начале заварухи не во дворце, а за его пределами (он, взбеленившись на хозяйственную никчемность своих сыновей, лично отправился в дариат разбираться с лесными поджогами, и герольды, собиравшие всех от имени королевы, элементарно не смогли его найти), коротко объяснил, что Дар-Халем старший отбыл на юг наводить порядок в очаге смуты, и возложил на Хьелля руководство зачисткой предместий Аккалабата. Сам же Дар-Пассер во главе лучших воинов своего клана и уцелевших при захвате дворца королевских мечников отчаянно рвался в Хангафагон, откуда уже было рукой подать до покоев Ее Величества. Мятежнику в основном смуглые и черноволосые, с гербами южных дариатов на орадах, стояли насмерть. Государственный переворот был, очевидно, не только хорошо подготовлен, но и хорошо мотивирован: мятежные дары прекрасно знали, чего они хотели и на что шли.
Сид с облегчением вздохнул, видя, что ни на усеявших улицы трупах, ни на взметавшихся в воздухе черных крыльях золота Дар-Гавиа не обнаруживалось. «Хоть эти с нами… — подумал он. — Значит, и Рейн». Почему-то мысль о том, что Рейн Дар-Акила мог оказаться на противоположной стороне в этой схватке, была для Сида невыносима. Если бы это было так, он чувствовал бы себя виноватым. Почти.
Сид кивнул слаженно работавшей мечами троице в фиолетовых безрукавках — четвероюродные братцы из побочной ветви Эсилей плечом к плечу с ним прокладывали себе дорогу к западным воротам Хангафагона.
— Придется ломать, — указал на ворота окровавленной перчаткой неизвестно откуда взявшийся Дар-Пассер. — Перелететь нельзя. С этой стороны вся стена утыкана самозапускающимися отравленными дротиками.
— Где они были, твои дротики, когда мятежники лезли во дворец? — с негодованием выдохнул кто-то сзади.
— Они вошли через северные ворота, — невозмутимо объяснил Дар-Пассер. — Сид, возьми десяток мечников и обойди с фланга. Мне нужно, чтобы ничего не сыпалось на головы тем, кто полезет взрывать проход.
Сид, коротко отсалютовав мечом, отправился выполнять приказ. Дар-Пассер свое дело знал: взрыв, от которого заложило уши и заволокло глаза дымом, прогремел не позже чем через десять минут. Опустившись рядом с Дар-Пассером, Сид крыльев не складывал: ждал, когда белое облако рассеется, опадет на землю мелкая щебенка и осядет мраморная пыль.
— Держись, Эсиль, — ободряюще шепнул Дар-Пассер (Сиду после поединка с Дар-Акилой он благоволил). — Мы уже почти…
И договорил уже громко:
— В заднице у демона Чахи.
Потому что то, что они увидели сквозь рассеивающийся дым, было слишком даже для такого опытного и невозмутимого воина, которым был Дар-Пассер — ректор военного корпуса.
В пять рядов. Пехота итано. И над ней небо черно от крыльев. И всюду те самые цвета, те самые цветы — золотые циконии на темно-зеленом фоне. Герб владетельных лордов Дар-Гавиа. Сид судорожно сглотнул. По толпе осаждающих пробежал шепоток. Впервые в верных королеве сердцах и рассудочных головах шевельнулась неуверенность.
Вот оно как… Вот их, оказывается, сколько. Свежие, отдохнувшие, грозные. А мы так устали, пока сражались на улицах и над ними с теми, кто казался основной силой мятежников. И раз они готовы стеной стоять за дворец, значит, у них есть повод. Надежда на то, что, пока мы будем атаковать, произойдет нечто важное, например, королева подпишет отречение. Или…