Чтобы убедиться в этом, Сид незаметно напряг локти, чуть перехватил мечи… И когда кинжал Дар-Акилы скользнул по его горлу, с силой вонзил оба клинка в живот стоящему позади сопернику.
Сид открывает глаза, и кажется, что это простое движение отнимает все его силы. Веки тотчас же падают обратно. Такое ощущение, что они хлопают по зрачку, как кованые ставни по высоким окнам Эсильского замка во время осеннего урагана. Боль бежит по глазному нерву, абсолютно неожиданными путями добирается до какой-то точки в самой макушке и там, наконец, затихает. Тогда Сид делает неглубокий аккуратный вдох и теперь уже не открывает, а приоткрывает глаза. Сквозь иголки ресниц он видит, как Хьелль с трудом выбирается из кресла и озабоченно склоняется над его постелью. На обивке кресла — гербы Дар-Эсилей, значит, они в крепости на болотах. «А я еще могу соображать», — радостно думает Сид.
— Ты его убил.
Хьелль всегда выражается по существу. Проследив за испуганным взглядом, которым Сид сопровождает его старания забраться обратно в кресло, он добавляет:
— А я сломал крыло. Попытался раскрыть его под орадом, когда вы оба в крови рухнули на землю. Месяц без полетов. Отец обозвал меня безголовым тейо и велел не показываться на глаза. Легко. Все равно мы у вас.
— А мой… — Сид не уверен, что это были слова, а не просто движение губ, но Хьелль понял.
— Не вылезает из дворца, пожинает плоды твоей победы. Королева в восторге, тебе уже обещано место следующего лорд-канцлера. Все пожимают твоему отцу руку и бешено сожалеют, что ты мой, а не их лучший друг.
Хьелль, наконец, находит удобное положение в кресле. Сид понимает, как ему, должно быть, больно: резко раскрыть крылья под орадом — предприятие не для слабонервных. Своего тела он не чувствует. Последнее, что помнится — широко раскрытые глаза старшего лорда Дар-Халема и его рука, пережимающая сосуды на горле.
— Отец был впереди секунды на две по внутреннему времени. Он великий мечник, не то, что я… — продолжает Хьелль. И объясняет:
— Вы могли стоять так еще несколько минут, и он бы не отключился, все равно держал бы свое внутреннее время в боевом режиме. Все остальные вас «отпустили». И я тоже. Поэтому я бы не успел. А он успел. Сбросил орад и в два взмаха крыльев был рядом с тобой. Ты падал на меч Дар-Акилы. Он в последний момент выставил его в воздух. Отец тебя подхватил и зажал рану. От меня толку было чуть — я сам орал от боли на трибуне. Вот такой у тебя замечательный друг, Сид, ради которого ты рисковал жизнью.
«У меня замечательный друг, — думает Сид, снова закрывая глаза. — Только дурак. Зато теперь никакого дуэма. То есть дуэм у него теперь со мной. То есть никакого. Как же хорошо».
— Ты мне расскажешь? Потом, когда выздоровеешь, — в голосе Хьелля звучат напряженные нотки.
— О чем? — Сид заставляет себя продолжать разговор, ему не хочется, чтобы друг волновался.
— Как ты успел.
— А рассказывать нечего. Я знал, что он сейчас будет меня убивать… и что это уже не бой. А убийства из-за спины — это наше всё, мы — Дар-Эсили — мастера подковерных игр и дворцовых пакостей. Ты же знаешь, нас нельзя…
— Ага. Удушить, проткнуть отравленным кинжалом… У вас интуиция.
— Ну, как-то так…
Друзья надолго замолкают. Сид лежит неподвижно, прислушиваясь к ощущениям в конечностях. Тишина. Вдруг свет, проникающий сквозь ресницы, заслоняется темной растрепанной гривой и мягкие губы целуют его в лоб.
— Эй, — только и может произнести он. — Ты же не умеешь танцевать.
— Вот поэтому я делаю это сейчас, когда тебе даже в голову не придет заняться моим обучением, мой карун.
Губы усмехаются где-то в районе виска, и спутанные волосы поднимаются, открывая ему свет.
О том, что война с Виридисом, из-за которой на несколько лет будет наложен запрет на дуэм, была объявлена на следующий день после поединка, Хьелль ему так и не рассказал. Сид узнал через неделю, когда смог сам вставать с постели.
Алиссия Ковальская, действительный член Звездного совета
— Хьелль, может быть, ты попросишь своего друга, чтобы он прекратил валять дурака?
— Ну знаешь, у него работа такая. Валять дурака, делать из всех дураков… Он больше ничего не умеет. Но делает это на славу, не хуже, чем я машу мечом. Ёее… ты можешь чесать сильнее?
— Ты только что просил быть аккуратнее и не драть.
— Совершенно верно. Чешем сильно и аккуратно. Вычесываем, а не дерем. Прижигаем там, где кровит, и обезболиваем все подряд. Элементарно и не в первый раз. Какие проблемы, доктор?
— Никаких, кроме того, что первый раз был четырнадцать лет назад. А на Земле, знаешь ли, не на ком практиковаться. Бесполезные навыки утрачиваются.
— Как это не на ком? У вас полно этих… которые есть у всех… кроме Аккалабата… вы их едите.
— Птиц?
— Ну да. Наловила бы себе и практиковалась.
— Как ты себе это представляешь? Утром член Звездного совета Алиссия Ковальская садится на крылечко, берет под мышку курицу и начинает ее вычесывать.
— Демоническая картина. Только я бы посоветовал не курицу, а что-то более эстетичное…
— Например?
— …Вспомнил — дельфина!
— Павлина!
— Ну да. Или что-нибудь героическое, вроде осла.
— Орла, дурак малахольный.
— Да, орла или дельфина. Вполне солидные птицы. И не утром на крыльце, а непосредственно на заседании Звездного совета. Я бы тебе набор прислал — по уходу. С костяными гребнями. Инкрустированные ручки и все такое.